Мир ДеткиноВнимание! Данные материалы находятся в архивном разделе, учитывайте дату публикаций.
Как появилось мое солнышко
Сургут • Разделы → Роды
Опубликовано Евгения Тушкова в сб., 13/03/2010 - 00:42. 21 июля час ночи. Муж уже спал, я смотрела телевизор. Пошла помыться – и по дороге в ванную у меня отошли воды. Я не знала, что мне делать плакать или смеяться. Все-таки определилась и улыбнулась. Я действительно была счастлива! Бужу мужа: «Я по ходу рожаю». Он что-то пробурчал во сне. Он, бедняга, уже устал от этих слов, повторяющихся изо дня в день. Дело в том, что я каждую небольшой спазму в животе принимала за схватки и каждый день рвалась поехать в больницу. В общем, я его растолкала, мы вызвали скорую. Приехал какой-то дядька, который видимо был не в таком же восторге, как я от происходящего. У меня, правда тряслись руки и подкашивались ноги от волнения и испуга, но, в общем, я была довольна, что скоро увижу малыша. Хотя это было большим заблуждением. Этот дядька с каменным лицом мерил мне давление, задавал вопросы, писал что-то у себя в листике и пихал мне в рот какие-то таблетки. За спиной у него стоял практикант и наблюдал очень внимательно за всем происходящим. Меня это бесило. Кошка обнюхивала его чемодан и мешалась под ногами. Игорь постоянно ловил ее. В общем, жутко напрягающая атмосфера. Когда я задавала врачу вопросы типа «А это не страшно, что у меня то-то и то-то» или «А с моим ребенком все будет в порядке, если…» он молчал. Урод, короче. В общем, когда он сказал: «Собирайтесь, поедем в больницу» руки затряслись с новой силой. Вещи у меня были собраны, поэтому я оделась, и мы поехали. Муж проводил меня до машины. Когда я залазила с пузом, с двумя тяжелыми сумками, этот врач даже не подал мне руку, не говоря уже о сумках. И уселся на кресло, которое предназначается явно не для врача. А я села на узкую лавку, на которую еле поместилась моя крупногабаритная «Ж» и всю дорогу меня трясло от кочек и от злости. Привезли меня в отделение патологии беременности на «Восходе», так как роддом был закрыт на санобработку. Я думаю, можно опустить длинный рассказ о том, какая там антисанитария и просто кошмарная обстановка. Схватки не начинались. У всех обычно сначала начинаются схватки, а потом отходят воды. А наоборот – это плохо. Зато воды были чистые – это меня порадовало. Через семь часов (я так и не уснула) пришла новая смена врачей. Главврач отчитал всех, что меня не стимулируют к родам. Осмотрела меня – это жутко больно, кстати. Через час ко мне пришла то-о-о-олстая тетка и принесла шесть толстых шприцов и прикатила капельницу. Первые три шприца вколотых мне в вену я не почувствовала, а на четвертый меня как будто изнутри поджарили. Это не передать словами в голову, в пах, в руки и в ноги ударило резкое непреодолимое тепло. Я думала, подохну там на этой кровати с тараканами. Позже один мой друг проинформировал меня о том, что это называется «горячий укол». Так вот в начале введения пятой порции я уже орала: «Хватит, умираю». Друг мне рассказывал, что этот укол вводят медленно и постоянно ждут, когда тепло отойдет. А эта садистка всадила мне его весь сразу. А потом еще и в ж*** кольнули чем-то. В общем, через час после этого у меня начались небольшие схватки. Это было невыносимо больно, но это было абсолютное ничто по сравнению с тем, что меня ожидало впереди. Рядом со мной лежала девочка, вернее она стояла и орала: «Сделайте мне кесарево! Я щас разобью стекла и убегу! Сволочи! (это, кстати, мягко сказано еще) Я умираю!» А я думала, зачем так орать, это же можно потерпеть и опять же ошибалась. В общем, после трех часов уговоров и споров (она часто меняла гнев на милость и, то умоляла, то приказывала) ей все-таки решили сделать кесарево. В десять часов нас позвали кушать и сообщили преприятнейшее известие – роддом открыли с сегодняшнего дня и нас, кто, в чем одет, везут туда. Я быстро поела и прыгнула в своей застиранной больничной ночнухе на самое удобное место в газели. За мной залезло еще семь пузатиков. А в роддоме – рай. Нас переодели и разместили каждого в отдельную палату. Чистота уют порядок. И… камеры кругом. Доброжелательные медсестры и врачи. В общем, я была довольна. Но, я переживала, нормально ли, что я уже двенадцать часов без вод и не родила. Меня еще сто раз осмотрели. Когда в очередной раз ко мне подошла тетка со шприцами, я наотрез отказалась от этих уколов. Она сказала, что я не рожу без них. В общем, меня опять «поджарили». Потом каждые десять минут на меня надевали прибор, измеряющий сердцебиение ребенка. Так как я толстая, сердечко его прослушивалось только, когда я лежу на боку. А лежать мне было невыносимо больно. Я вела себя ужасно. Орала, чтобы они меня оставили в покое, говорила, что они садисты и изверги. Мне хотелось стоять, они заставляли лежать. Я хотела умереть. Это не преувеличение. Я понимала, что от этой боли никуда не деться и от такой безысходности хотелось умереть. Я теперь понимала ту девушку и вопила на весь коридор, чтобы они сделали мне кесарево, но они ко мне даже не заходили. Я попросила мяч. Мне сказали, что мячей нет. А я видела один. Выпросила. Дали. Я на него еле залезла. Он больше меня раза в два. Я прыгала на нем до потолка и дышала так часто, как только это возможно. Становилось легче. Потом опять принесли пояс - мерить сердцебиение. Я послала всех так далеко, как только умела. От меня отстали. Шли вторые сутки без сна. Между схватками не переставая прыгать на мяче, я реально засыпала. Один раз даже врач еле успела меня поймать спящую. После очередного осмотра я все-таки уговорила врача сделать мне блок, ну то есть эпидуральную анестезию, ну то есть сделать так, чтобы я коньки не отбросила. Меня свернули пополам и воткнули иглу между позвонков. Как всегда не рассчитали дозировку. На мой вес кубиков побольше надо было. Я, конечно, уснула, но сквозь сон я чувствовала всю боль. Когда проснулась, схватки были уже нереально болючие. Я терпела еще два часа. Потом поняла, что рожаю. Вот это полный ппц. Ору: «Люди! Я рожаю! Ну где все? Я, правда, рожаю! Помогите!» Наконец меня услышали. Спустя полчаса мучений (они переделывали кровать в кресло) меня усадили на это кресло и я услышала долгожданное: «Тужьтесь!» Раньше не разрешали. И тут я впервые собралась с силами и нервами, перестала кричать, заглушила в себе боль, просто отключилась от нее и все силы направила на рождение моей крохи. Слушала врача, и через десять минут она выскочила! Довольно странное ощущение. Мне положили ее на живот. Как ни старалась, не могу вспомнить свои эмоции в тот момент. Наверно, все-таки, я была очень рада, но у меня будто провал в памяти, как будто я отключилась в ту секунду. Но я прекрасно помню черненькую от волос и мокрую головку и свернутое в клубочек от холода из-за внезапной смены температуры теплое тельце. Я не успела ничего сообразить и что-либо почувствовать, как у меня ее забрали. Как раз в тот момент, когда я протянула руку чтобы погладить в первый раз свою кроху по головке. С тех пор я не сводила глаз с необъятной широкой спины высокого мужчины в белом халате, который проводил послеродовые процедуры с моей девочкой. Настенька в это время кричала. Первый крик, который добавлял нам баллы по шкале Апгар радовал мое сердце, но все-таки хотелось ее побыстрее взять, прижать к себе и успокоить. Потом врач ушел, малышка запеленатая лежала на столике и молчала – наверно отходила от шока после родов. Она ведь страдала и работала не меньше меня. Это ведь такой труд и стресс для нее. Отвести взгляд от нее меня заставила акушерка, которая никак не хотела оставить меня в покое. Оказывается конец родов – это еще не конец боли. И мамочка кричала громче дочки. Мне, признаться, даже стало немного перед ней стыдно. Евгения Тушкова |
=Материал опубликован 13.03.2010